Рэй Брэдбери - Тёмный карнавал [переиздание]
Чем она занималась, можно было определить с первого взгляда. Ползая на четвереньках, она расставляла у надгробного камня цветы: кружку со свежесрезанной геранью, красной, белой и розовой, а также, в ногах воображаемой могилы, жестянку со свежесрезанными розами. На полу лежала пара мокрых от росы ножниц, с которыми она только что выходила во двор.
Закончив с цветами, Лиота принялась мести маленькой метелкой цветной линолеум и потертый коврик; при этом она вроде бы молилась, но слов было не слышно. Поднявшись на ноги, она проговорила: «Ну, дело сделано», осторожно, словно бы опасалась осквернить могилу, обошла камень по большому радиусу, выключила свет и улеглась в постель под скрип пружин. Муж, в тон пружинам, взвизгнул:
— Да что это, бога ради!
И жена откликнулась, оглядывая окружающую тьму:
— Нелегко покоиться, когда прямо над тобой расположились на ночь незнакомцы. Я постаралась скомпенсировать ему неудобство, украсила его постель цветами, а то как бы он не поднялся в полночный час и не стал греметь костьми.
Уставив взгляд на то место во мраке, где она должна была находиться, он думал что-то сказать, но не измыслил ничего подходящего и просто выругался, застонал и склонил голову на подушку.
Не прошло и получаса, как Лиота схватила мужа за локоть, повернула его к себе и поспешно, боязливо зашептала ему прямо в ухо (так кричат в пещеру):
— Уолтер! Проснись, проснись!
Она готова была при необходимости шептать так всю ночь, лишь бы испортить его исполненный самодовольства сон.
Он оттолкнул ее руку.
— Что случилось?
— Мистер Уайт! Мистер Уайт! К нам идет его призрак!
— Ох, спи и ни о чем не думай!
— Я не выдумываю! Послушай его!
Оклахомец прислушался. Под линолеумом глухо и печально звучал мужской голос. Говоривший, как можно было предположить, находился футах в шести ниже пола. Это было всего лишь неразборчивое грустное бормотание.
Оклахомец сел в постели. Заметив, что он пошевелился, Лиота зашипела яростно:
— Слышал, слышал?
Оклахомец спустил ноги на холодный линолеум. Голос снизу заговорил фальцетом. Лиота захныкала.
— Заткнись, а то я ничего не разберу, — злобно рявкнул ее муж.
В тревожной тишине он наклонил ухо к полу, и Лиота крикнула:
— Не опрокинь цветы!
— Заткнись! — снова бросил он и напряженно вслушался. Затем выругался и перекатился на спину.
— Это всего лишь нижний жилец, — пробормотал он.
— Вот и я о том же. Мистер Уайт!
— Никакой не мистер Уайт. Мы находимся на втором этаже многоквартирного дома, внизу живут соседи. Послушай. — Фальцет внизу не умолкал. — Это жена соседа. Небось учит его, чтобы не заглядывался на чужих жен! Похоже, оба пьяны.
— Врешь! — не сдавалась Лиота. — Делаешь вид, будто тебе все нипочем, а сам трясешься как осиновый лист. Это привидение, вот что это такое. Разговаривает на разные голоса, вроде бабушки Хэнлон — она встанет, бывало, на церковную скамью и давай говорить за всех подряд: за черного, за ирландца, за двух женщин и древесных лягушек, что у нее в зобу! Говорю тебе, этот мертвец, мистер Уайт, злится на нас за то, что мы к нему въехали! Слышишь?
Словно бы подтверждая ее слова, голоса внизу заговорили громче. Оклахомец, опираясь на локоть, безнадежно затряс головой; ему хотелось смеяться, но мешала усталость.
Что-то с грохотом упало.
— Он шевелится в гробу! — вскричала Лиота. — Злой до безумия! Бежим, Уолтер, а то нас назавтра найдут мертвыми!
Еще грохот, стук, голоса. Потом тишина. И шаги в воздухе над головой. Лиота заскулила:
— Он выбрался из гроба! Взломал крышку и теперь ходит по воздуху у нас над головами!
Оклахомец к тому времени успел одеться. И стал обуваться, стоя рядом с кроватью.
— В этом здании три этажа, — сказал он, заправляя рубашку. — Над нами живут соседи, они как раз пришли домой. — В ответ на хныканье Лиоты он добавил: — Давай. Я отведу тебя наверх, посмотреть. Ты убедишься, что это соседи. Потом пойдем на первый этаж, переговорить с пьяным и его женой. Поднимайся, Лиота.
Кто-то постучал в дверь.
Лиота взвизгнула и прокатилась по кровати, превратив себя в мумию, обернутую стеганым покрывалом.
— Он вернулся в гроб, стучится, чтобы его выпустили!
Оклахомец включил свет и отпер дверь. В комнату танцующей походкой влетел радостный человечек в темном костюме, с шальными голубыми глазками, морщинистый, седой, в очках с толстыми стеклами.
— Простите, простите, — возгласил коротышка. — Я мистер Ветмор. Я был в отлучке. А теперь вернулся. Мне поразительно повезло. Да-да. Мой надгробный камень на месте? — Он посмотрел на камень, в первый миг не узнавая его. — Ах да, на месте! Привет-привет. — Тут он заметил Лиоту, которая выглядывала из многослойной одеяльной обертки. — У меня тут несколько человек с тележкой; если не возражаете, мы сию минуту заберем надгробный камень. Один миг — и его здесь не будет.
Муж благодарно рассмеялся.
— Вот и хорошо, избавимся от этой треклятой штуковины. Вывозите!
Мистер Ветмор привел в комнату двух мускулистых рабочих. Он едва дышал от нетерпения.
— Поразительная история. Еще утром я был покинут и отвергнут Богом и людьми, но случилось чудо. — Надгробный камень погрузили на небольшую тележку с платформой. — Час назад я случайно услышал о некоем мистере Уайте, который только что умер от пневмонии. Обратите внимание: Уайт, а не Вайт. Я тут же переговорил с его женой, она в восторге, что нашлось уже готовое надгробие. И мистер Уайт, лишь час как остывший, и фамилия с буквы У, подумать только! Как же я счастлив!
Надгробный камень на тележке выкатили из комнаты, мистер Ветмор и оклахомец смеялись и обменивались рукопожатиями, Лиота недоверчиво наблюдала, пока суета не улеглась.
— Ну вот, все позади, — ухмыльнулся муж, когда за мистером Ветмором закрылась дверь, и выбросил цветы в раковину, а жестянки — в корзинку для мусора.
В темноте он забрался обратно в постель, не обращая внимания на глубокое, мрачное молчание жены. Она за долгое время не произнесла ни слова, только лежала и чувствовала себя одинокой. Муж со вздохом поправил одеяло:
— Теперь можно уснуть. Чертову штуковину уволокли. Еще только половина одиннадцатого. До утра куча времени. — Как же он наслаждался, портя ей развлечение.
Лиота собиралась что-то сказать, но снизу снова послышался стук.
— Ага! — возликовала она, трогая мужа за плечо. — Опять тот же шум, я уже говорила. Слушай!
Ее супруг сжал кулаки и стиснул зубы.
— Сколько можно объяснять! Хоть кол на голове теши! Оставь меня в покое. Там ничего…
— Слушай, слушай же, — взмолилась она шепотом.
Они слушали в полной темноте. Стук в дверь раздавался внизу. Дверь открылась. Далекий и слабый женский голос печально произнес:
— А, это вы, мистер Ветмор.
Глубоко внизу, в темноте, под внезапно дрогнувшей кроватью Лиоты и ее оклахомского мужа, отозвался голос Ветмора:
— Добрый вечер еще раз, миссис Уайт. Вот. Я доставил камень.
Когда семейство улыбается
The Smiling People, 1947
Перевод Л.Бриловой
С насилием тут некоторый перебор. Думаю, это была одна из тех историй (у меня таких большинство), в которых не угадаешь конец. Я вот не угадываю. Это интересно, читателя это увлекает. Для этого мне пришлось хорошо продумать ситуацию с семейством и рассказчиком. Требовалось создать вокруг кого-то особое напряжение. Нет, моя семья тут ни при чем: мои мама и папа были отличные люди.
Наиболее примечательной особенностью этого дома было ощущение тишины. Когда мистер Греппин проходил через парадную дверь, смазная тишина распахнувшихся и захлопнувшихся створок напомнила о том, как распахивается и захлопывается сон; это было нечто на резиновых лапах, обильно смазанное, неспешное и нематериальное. Двойной ковер в холле, им самим недавно уложенный, гасил стук шагов. Когда по ночам на дом обрушивался ветер, не слышно было ни стука карнизов, ни дребезжания ставень. Мистер Греппин сам проверял наружные вставные переплеты. Двери-ширмы запирались на новехонькие прочные крюки, печь не постукивала, лишь неслышно выдыхала в горлышки отопительной системы теплый воздух; эти тихие выдохи шевелили манжеты его брюк, пока он отогревал замерзшие на улице руки и ноги.
Измеряя тишину таким поразительным инструментом, как высота и сбалансированность тонов в своих некрупных ушах, он удовлетворенно кивнул: тишина была законченной и единообразной. Ведь прежде бывало, что по ночам в стенах гуляли крысы; пришлось прибегнуть к ловушкам и отравленной приманке, и только тогда стены замолчали. Даже большие стоячие часы были остановлены, застывший медный маятник поблескивал в своем длинном кедровом гробу со стеклянной крышкой.
